Деревня — «внутренняя колония» японского капитализма

Главным источником первоначального накопления капитала в Японии была деревня, которая на протяжении всей новой истории играла для японского капитализма роль внутренней колонии. Хотя революция Мэйдзи нанесла серьезный удар японскому феодализму, но в результате ее незаконченности и половинчатости власть сохранялась в руках феодально-буржуазного блока, и большие пережитки феодализма остались вплоть до наших дней. В Японии, как и в царской России, «…новейше-капиталистический империализм оплетен, так сказать, особенно густой сетью отношений докапиталистических»
Ограбление японской деревни, ее превращение в источник накоплении капиталов монополиями шло такими путями:
Поземельный налог составлял около 80% государственного бюджета , значительная часть которого расходовалась на строительство промышленных и транспортных предприятий, переходивших, как мы увидим ниже, за бесценок в собственность частных лиц — владельцев будущих концернов.
Постоянная нужда, арендная кабала, заставляли японских крестьян широко прибегать к «помощи» ростовщиков, паразитировавших на теле деревни так же, как и помещики (очень часто помещик и ростовщик совмещались в одном лице). Крестьяне были вынуждены занимать деньги из невероятно высоких процентов. На этой почве в Японии выросло бесчисленное множество ростовщических «кредитных ассоциаций», «обществ взаимопомощи», «лотерейных обществ» («мудзин»), «обществ страхования» и т. п. Все эти мелкие кредитные учреждения были питательной средой для многочисленных банков местного значения, которые, в свою очередь, очень быстро попадали в зависимость от монополистических кредитных институтов и нередко превращались в филиалы последних.

Таким образом, ростовщики и банкиры, как и помещики, извлекали из деревни значительную часть стоимости сельскохозяйственной продукции и превращали ее в торговый, банковский и промышленный капитал.
Кабальные займы крестьянства, кредитование спекуляции рисом и другими сельскохозяйственными продуктами, наряду с другими факторами (широкое промышленное строительство, финансирование войн), обусловливали очень высокий процент для ссудно-денежного капитала. Чтобы убедиться в этом, достаточно сравнить частные учетные ставки главных коммерческих банков Японии с аналогичными ставками в других странах за ряд лет.
Полуфеодальные пережитки в деревне были важнейшей причиной существования в Японии колониального уровня эксплуатации пролетариата. Этот вопрос был еще до войны достаточно подробно исследован в марксистской литературе о Японии. По исчислениям Ш. Лифа норма прибавочной стоимости в японской промышленности составляла в 1931 г. 251%, а в 1937 г. возросла до 380% —более чем в два раза выше нормы прибавочной стоимости в США в 30-х годах. Правда, эти цифры, исчисленные по данным о стоимости фабрично-заводской продукции, стоимости сырья, стоимости снашиваемой части основного капитала и о размерах заработной платы, являются сугубо ориентировочными, далеки
По данным «Американской ассоциации судовладельцев», опубликованным в 1934 г., моряки высшей квалификации зарабатывали в месяц (в амер. долларах): на голландских кораблях— 56,06; на кораблях США — 52; на британских — 40,08; на немецких — 39,21; на французских — 37,29; на норвежских — 36,57; на греческих — 23,64, а на японских — всего 1 1,68.
Один из виднейших политических заправил клики дзайбацу, министр финансов Японии Такахаси, убитый во время фашистского путча в феврале 1936 г., открыто заявил в годы мирового экономического кризиса, что если крупнейшие капиталистические страны имеют золото, то для Японии золотом является ее дешевый труд.
Небольшие издержки на заработную плату в связи с ее чрезвычайно низким уровнем и высокая норма эксплуатации на протяжении всей истории японского капитализма были главными и решающими факторами, обусловившими для японской буржуазии возможность накопления капитала в масштабах, обеспечивших сравнительно быстрые темпы роста промышленности.